Дед-кобель, или История моего попутчика
Было это очень давно, когда немцы заняли Украину. Этот рассказ слышал я от человека, которому в то время было пять-шесть лет. Рассказал он мне при случае.
Яв 1987-90 г. возил шахтеров. Это было зимой. Перед этим я прочитал в газете, как где-то на Севере в женской колонии был похищен часовой. Молодого, красивого солдата сняли с поста женщины. Он им понравился. Сначала парня прятали в кочегарке в ремонтном котле, потом перетащили на теплотрассу. Это было в советское время, когда беременных отпускали. Осужденные за растраты (в основном, это были ОРСовские работницы) ходили к парню любиться.
РАССКАЗАЛ ПРО ДЕДА ВНУК
Ребята закончили работать и зашли ко мне в автобус, чтобы занять первые места, потом побыстрее сдать лампы-спасатели − и в баню. И вот один из рабочих сел за моей спиной. Я решил ему рассказать историю о конвойном. Он засмеялся и говорит: «Теперь я тебе расскажу».
«Деда звали Макар, он − бывший генерал русской армии. Был ранен, контужен и было ему лет 70-75. Он хромал, таскал правую ногу.
Бабка звала его «Кобель». Дед ходил по деревне к молодым женщинам, уговаривая их на близкие отношения.
В селе были итальянцы, румыны и отсиживались после ранения немцы. Они, как он выражался, были падкие на русских баб. Дед Макар давал женщинам расписки в том, что если она родит, то ребенок будет не от немца или румына, а от него. Сам тоже записывал в блокнот, когда и с кем был. И все это приносил домой, прятал в банку за иконами, молился за здравие младенца, рожденного от него, православного, а не от католика.
Еще он молодых женщин заставлял мазаться сажей, чтобы быть некрасивыми, и подкладывать на живот маленькие подушечки.
В деревне был расквартирован конный полк. Вечером румыны и итальянцы кормили лошадей. Был голод. Дед угощал их самогоном, а сам набирал в карманы то, чем кормили лошадей. А удавалось ему это сделать вот как: он ходил в драном полушубке, в котором сам ножом понаделал дырок, а под ним был плащ. Между ног у деда висела сумка. Вот он набирал все, что было (пшеницу, ячмень, кукурузу), в карманы, а потом пересыпал в сумку. Добычу носил своим, как говорила бабка, жармелкам и домой приносил.
ДОБРАЛСЯ ДО СВОЕЙ
Однажды вечером мы лежали с братом на русской печи, где сохли ячмень и пшеница. Бабка с матерью перебирали зерно. Горели лучины и лампадка. Они их часто меняли, тихонько говорили. Вдруг мать ойкнула и схватилась за живот.
Бабка сразу к ней: «Шо с тобой и от кого?». Мать заплакала и говорит: «От батьки». Его в это время не было, а я не спал и все слышал. Бабка вскипела: «Ну, я тебе, кобель, покажу! Мало тебе чужих жармелок, так ты еще и на свою позарился!» Бабка была смелой, здоровой женщиной. Принесла рубель, скалку и села зерно перебирать, сама допытывается, когда и где. Мать плачет, говорит: «Осенью. Я пошла утром в хлев поросенка кормить, а он скрылся за дверью. Когда я перегнулась, чтоб вылить поросенку, он налетел, как коршун. Поднял сподницу, заправил свой сучок, зажал мне рот и шепчет: «Не кричи, никто не услышит. Будэ мий сын али дочь». А сам за шею мэнэ щекочит: «Дай Бог Мыколу или Павла, Ганну или Остапа». Сам пихнэ, пихнэ и причитает: «Кузьму или Кирилла, − и за грудки мэнэ мнэ, − Тараса, Артема». Бабка места себе не находила: «Ну, придет, я ему задам».
ПО ВОЛЕ БОГОРОДИЦЫ
Пришел дед, пахнуло свежим морозным воздухом. Он приоткрыл на немного дверь, сказав: «Вы тут не угорели?». Разделся, снял с плеча сумку, которая была у него между ног. Там были кукуруза и ячмень. Прошел в святой угол, положил за образа записку и стал молиться. Бабка поднялась со своего места, взяла рубель дубовый в правую руку, скалку − в левую и стала подходить к деду сзади, но споткнулась о половик, и дед повернулся. Он поднял высоко правую руку и громко сказал: «Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь». Перекрестил большим крестом и говорит: «Сгинь, сатана, вразуми ее, Господи! Бабка, опускай руки, за тобой стоял сатана. Я знаю, что ты хочешь сказать. Это будэ мий и твий внук и сын, али дочь. Это будэ наша радость, наша надежда, наша горисветка или фиалка, но не ганц. Ты нэ бачишь, як офицер итальянец на ии глаз положил? А будэ наш, христианин, а не католик. Мне явилась во сне богородица и сказала: «Иди и втори христианский православный мир». Ты не знаешь, как гибнут наши сыны? Та-та, та-та — и нет сотни наших сынов. Это наш малыш, будет радость и надежда». Он снова стал молиться за здравие наших воинов.
МАКАРЫЧИ И МАКАРОВНЫ
Когда прогнали немцев, малыши подросли. Было это на Пасху. На улице стоял хороший день. Ребята и девчата двух-трех лет вышли на улицу. Те ребята, что постарше, начали их дразнить: немчура, итальяшки, руманята. Мы с братом тоже их дразнили. Вышел на улицу и дед. Он подозвал нас, погладил по головам, а потом взял за уши своими костлявыми пальцами, покрутил и сказал: «Нет, хлопцы, цэ ваши дядьки и тетки, цэ Макарычи и Макаровны».
Вдруг на костылях, без одной ноги, подошел солдат: «Дед Макар, скажи, у моей Марьи дочка от тебя?». Дед спокойно отвечает: «Да, моя». «А почему она рыжая? Я такого немца в окопе душил, когда миной ногу оторвало». «Ты-то не знал тещу. Она рыжая была, золотая».
Наш братик умер в возрасте двух лет, младенческое взяло. Плакали дед, бабка с матерью и я. Ведь его назвали Степаном, в честь нашего отца, а он погиб. Вот так и было».
Как-то я пропустил и не расспросил рассказчика, где это было. А когда вспомнил, его уже не было в живых.
Михаил Дмитриевич
Проценко,
п. Коксовый, Ростовская область
Подписывайтесь на наш дзен-канал
